— В любом случае воины-ари с нами, — продолжил Матес. — Под началом Хейграста почти две лиги воинов! Сейчас он расставил шатры в прямой видимости от оборонной стены Эйд-Мера. Наблюдатель со стены увидит только нари, все остальные не показывают и носа до темноты, а когда тьма опускается над равниной, зажигается лига костров. Пусть враг думает, что против него стоит огромная армия!
— И что это даст? — спросил Омхан.
— Ну уже то, что серые будут ждать штурма, не думая, что мы ударим им в спину, — улыбнулся Матес. — Нари даже сооружают баллисты недалеко от стены. Я представляю, как потешаются серые, даже оруженосец догадается, что ни одна из этих баллист не сможет разрушить укреплений! Более того, Хейграст отнес письмо к главным воротам, где пообещал держать осаду, пока захватчики не передохнут с голоду.
— Долго же ему придется осаждать Эйд-Мер, — почесал затылок Бруск. — Там запасов на несколько лет хватит. Хотя если Валгас до них добрался…
— Хорошо, — кивнул Негос. — Что-то уже доходит даже до сапожника. И все-таки есть ли надежда вернуть город?
— А вот это уже будет зависеть от нас, — сказал Матес. — Штурм будет ночным, этой ли ночью, следующей — неважно. Но поверьте мне, мы не будем к нему готовы следующей ночью лучше, скорее наоборот, противник может что-то заподозрить. Да и неладное творится в городе. Я был у его стен, из-за них доносится запах смерти.
— Так что же нам делать? — поднялся Пекраст. — Тот противник, что захватил Эйд-Мер, не из тех, что роняет меч от громкого окрика.
— Вот как раз без шума нам следует обойтись, — серьезно сказал Матес.
Алатель еще только коснулся гор, а отряд Негоса уже двигался навстречу своему первому и главному испытанию. Усердно крутили ворот банги, опуская в колодец воинов одного за другим. Наверху должны были остаться только двое нари и двое карликов, а именно здоровяк Мартус и Парк. Старик храбрился, но в конце концов признал, что может закашляться в самый ответственный момент. Мартуса же сразил довод, что никто, кроме него, не сможет поднять из колодца тяжелого элбана, если отряд столкнется с серыми и кому-то придется отступить из-за ранения.
Дан спустился по темному колодцу сразу за Матесом, Негосом и Фаргом, скользнул в неровное отверстие и оказался в высоком тоннеле.
— Тихо, — прошептал ари, держа факел опущенным, и аккуратно махнул рукой над головой. — Пройдем немного вперед.
Дан кивнул. Бледно-голубыми штрихами вдаль уходили тонкие нити. Чуть слышно шуршали обмотанные тряпками сапоги, постукивало заглушённое оружие. Негос дождался, когда последний воин окажется внизу, и коротко приказал двигаться друг за другом, не разговаривать, факелы не зажигать и не пытаться достать потолок, в противном случае этот подземный ход может оказаться длинной могилой. Ответом было молчание. Каждый уже знал, что он будет делать в городе, и желал только одного, чтобы та задача, которая ему предстоит, начала выполняться как можно быстрее.
— Я иду первым, потому что хорошо вижу в темноте, — повторил, чтобы слышали все, Негос. — До города меньше дюжины ли. Со мной Фарг, Дан и Матес. За нами чуть в отдалении идут воины-ари, Силба, Райба, Баюл, Омхан и Бруск. Нари ведет Пекраст. Выступаете, досчитав до варма. С вами остальные банги, а также Дарлин и Гринш.
— Помоги нам Эл, — прошептал Матес и погасил факел.
Все последующее навечно отпечаталось в памяти Дана одной из самых страшных ночей. Тоннель показался бесконечным, хотя потом выяснилось, что отряд прошел его еще до полуночи. Очень скоро Дан почувствовал, что темнота, показавшаяся ему сначала непроглядной, на самом деле имеет глубину, объем и не поглощает силуэты, а состоит из них. Он словно научился видеть во мраке. Правда, помогал ему в этом не отсутствующий свет, а напряжение, сосредоточенность тех, кто шел впереди и позади него. Дан так и видел волю и пробивающиеся сквозь нее опыт и груз прожитых лет Матеса, печаль и напряжение Негоса, затаенную боль и ненависть Фарга. Над головой все так же змеились едва заметные голубые линии, в лицо ударял сухой, прохладный воздух, но сквозняка не было. Просто время от времени под ногами хрустел песок и мелкие камни или еще что-то, а воздух становился свежее, что подсказывало — над головой отдушина. Ловушек больше не обнаружилось — то ли новые хозяева были слишком уверены в себе, то ли та, устроенная ими под мостом, в самом деле считалась непреодолимой.
— Стойте, — прошептал Негос, когда Дан уже потерял счет времени и пройденному пути. — Дальше идем шагом и медленно, иначе движение воздуха, что мы создаем, выдаст нас. До границ города осталось не более ли.
— Ловушек впереди не будет, — негромко добавил Матес, — но охрана есть. Там, — Дан почувствовал жест мудреца, — двое элбанов. Храбрятся, но побаиваются темноты. У них лампа.
Дан втянул воздух, но запаха лампы не почувствовал. Скорее запах свежего пота, который догнал их вместе с остановившимися за спиной воинами ари. Узкая, но крепкая ладонь скользнула по плечу мальчишки, коснулась его пальцев и крепко сжала. Дан вздрогнул, узнал дыхание Райбы, ответно сжал ее пальцы и тут же почувствовал нос девчонки, уткнувшийся в плечо.
— Береги себя, — донесся едва слышный шепот.
— И ты, — почти беззвучно ответил Дан, смутился и вдруг понял, что после гибели Вадлина взявший под свое покровительство девчонку Бродус был единственным родным человеком для упрямой воительницы. Не отцом, нет, но кем-то, чье присутствие позволяло быть уверенной в завтрашнем дне, надеяться, что вынужденное одиночество не станет вечным. Поэтому, после того как Бродуса положили в яму, выкопанную у корней эрна, Райба день за днем медленно бродила под раскидистой кроной, сматывая в клубок новую боль на еще не отзвучавшую старую. Дан вспомнил это и вздрогнул. Когда он и Баюл копали могилу Бродусу, мальчишке показалось, что земля была пропитана кровью. Кровью Аенора…