Камешек в жерновах - Страница 47

— Алатель не стал пробегать свой путь быстрее, но каждый прожитый день стоит недель или месяцев, — кивнул Хейграст. — Так что еще до окончания этой войны многие успеют не только повзрослеть, но состариться и умереть…

— И об этом я тоже хочу поговорить с тобой, нари, — вздохнул Бродус. — Райба, не сочти за труд, приготовь нам ктар. Пойдем в шатер, Хейграст. А твоими друзьями… нашими друзьями пока займется Омхан.

— Омхан? — Дан недоуменно оглянулся на заросшего седой бородой воина.

— Он самый, — прогудел знакомый стражник. — Пойдем-ка к костру, да пса держи от меня подальше. Я еще в Эйд-Мере на него без дрожи смотреть не мог.

Райба не оставила без ктара и друзей. Дан вдыхал приятный запах, и ему казалось, что нет никакой войны, что враги не топчут равнину Уйкеас и улицы Эйд-Мера, что Аддрадд не жжет деррские деревни, а Леганд, Саш, Линга, Тиир, Ангес не странствуют в опасных землях и тоже где-то вдыхают незабываемый аромат. И что Лукус все еще жив…

Молчаливые воины, которых все-таки было мало, очень мало на острове, вскоре разошлись отдыхать по шатрам, а Омхан коротко поведал, что произошло в северной цитадели, после того как отряд Хейграста прошел через северные ворота. Потом Негос и Баюл отправились прогуляться по лагерю, неожиданно обнаружив множество интересующих друг друга тем, а Дан все так же сидел у костра, облокотившись о бок задремавшего Аенора, и обдумывал рассказ Омхана. Воин, казавшийся постаревшим за три месяца на дюжину лет и несколько битв, говорил медленно, делая долгие паузы, нарушить которые не решался никто.

В тот страшный день стражники северной цитадели едва успели упаковать в мешки трупы серых, когда Чаргос насторожился. Уже был послан нарочный к Огану, чтобы предупредить его о предательстве Валгаса, но, как видно, посланник опоздал или вообще не добрался. Времени с начала схватки прошло ровно столько, чтобы стражи главной стены, услышав рог серого, примчались в северную цитадель, но примчались не они. Пришли серые воины, и в ворота они вошли беспрепятственно. Три дюжины стражников охраняли южный предел цитадели. В тот момент, когда Чаргос бросился к центральной твердыне, в южной части цитадели уже шел бой. Неизвестно, удастся ли установить когда-нибудь, сколько среди самых доверенных стражников Бродуса оказалось людей Валгаса, но их черное дело не стало легкой прогулкой. И все-таки, когда Чаргос и Бродус перекрыли ворота в центральную крепость, южный предел был уже занят серыми. К счастью, на главных бастионах оказались только верные воины. Они сумели отбить первый штурм, положив с полдюжины серых, но врага это только разъярило. Алатель еще не подобрался к зениту, а во внутренний двор крепости серые ввели Огана. Лицо бургомистра было разбито, одежда изодрана, руки стянуты за спиной. Валгас, прячась за прутяным щитом, проорал что-то о милости новых властителей и посулил награду за предательство, но не дождался ни слова со стен. Тогда один из серых ткнул в бок Огана острием копья. И бургомистр крикнул, чтобы Бродус не верил ни единому слову захватчиков и попросил легкой смерти от стрелы. Стрелы не последовало. Закованный в доспехи гигант нари снес Огану голову одним взмахом меча. Впрочем, то, что он нари, стало ясно только через мгновение. Он снял шлем, словно не верил в меткость лучников Эйд-Мера, и назвал свое имя. Его звали Антраст. На очень плохом ари он сказал, что теперь он правитель Эйд-Мера, поскольку новый король Дары назначил его своим наместником в этом городе. Нари потребовал, чтобы Бродус приказал своим воинам открыть ворота цитадели.

— Почему же лучники Эйд-Мера не показали свою меткость, когда этот Антраст снял шлем? — с возмущением прошептал Дан.

— Чаргос не дал, — со вздохом проговорил Омхан. — Он стоял чуть в стороне, опершись на свой диковинный меч, и его лицо становилось темнее с каждым мгновением. Он сказал, что и самый опытный волк однажды может оказаться в горящем лесу, но, в отличие от своих молодых собратьев, он знает, что спасение не в быстроте ног, а в выдержке. И еще Чаргос сказал: для того чтобы победить потом, нужно выжить сейчас. Эйд-Меру нужны не павшие герои, а герои-победители. Унижения смываются не кровью, а победами.

— И Бродус его послушался? — удивился Дан.

— Послушался, — кивнул Омхан. — Точнее, окаменел, когда в следующее мгновение во двор крепости привели его жену с двухлетним сыном на руках. Мы все окаменели. Там была и моя мать. И сын Левка, и жена, и дети Гринша, и старый отец Бруска. Там были родные почти всех защитников центральной цитадели. У нас словно отнялись языки. Ведь с меча Антраста все еще капала кровь Огана. И нари еще раз потребовал открыть ворота цитадели.

— И вы открыли? — спросил, замирая, Дан.

— Чаргос поднялся на стену и крикнул что-то на незнакомом языке. На том же языке, на котором говорил серый, убитый в северных воротах. Потом он перевел свои слова. Он сказал серым, что прикажет открыть ворота, если Антраст поклянется, что все заложники — женщины, дети и старики Эйд-Мера — останутся живы и здоровы. Антраст рассмеялся и ответил, что он обещает им жизнь, а здоровье зависит только от их богов. Тогда Чаргос потребовал клятву. И Антраст поклялся. Поклялся дымным мечом. И мы открыли ворота.

— А дальше? — чуть слышно прошептал Дан.

— Ты был в центральной цитадели, — пожал плечами Омхан. — Мы открыли ворота, но не обещали сложить оружие. Пока серые преодолели тоннель, нас уже не было в крепости. Мы выбрались на тайную тропу с западного бастиона, обрушив за собой подвесной мост, и добрались до ущелья. Там Бродус нас оставил и свернул к дому Хейграста. И вовремя это сделал. Смегла с детьми уже бежала ему навстречу, а Райба, сумасшедшая девчонка Райба сражалась с серыми. До сих пор не могу понять, как она заряжала самострелы Хейграста, не всякий мужчина натянет закаленную пружину, но успела уложить четверых, пока Бродус не подхватил ее поперек туловища и не унес за собой. Потом… Потом мы прошли через ущелье и в ловушке погубили еще нескольких серых. Ущелье обрушено, тайной тропы в Эйд-Мер больше нет.